Пресса в лице одного фотографа сделала шаг влево. Фотограф был завсегдатаем таких мероприятий в силу следовавших за ними фуршетов. Он изредка вскидывал камеру и щелкал подряд десятки кадров с одной случайно выбранной точки, потом уныло вешал аппарат на шею и крутил головой по сторонам в поисках знакомых, чтобы к ним быстро подойти, деловито поприветствовать, пожав руку, и тут же вернуться на место, встав в позу мастера-фундаменталиста, демонстрируя, таким образом, что не упускает важных моментов для съемки. Зал был полон стульями, занятыми впрочем довольно немногочисленной публикой в лице бывшей жены Лошацкого, возможно будущей любовницы Лощацкого, нескольких тактичных ожидателей фуршета и одного любителя невостребованной литературы из жж. Лошацкий поблагодарил пришедших за искреннее почитание своего таланта и приступил к чтению отрывков нового детища.
— Одна пизда хорошо, две лучше… И пизда с пиздою говорит, и я мыслю и существую… Две пизды - как диалектика с метафизикой… Каждый кулик свои две пизды хвалит…
Раздалось два аплодисмента. Лошацкий не останавливался. Он читал с выражением, закатывая глаза и поправляя волосы. Он вживался в то, что читал. Время шло к фуршету. Официальная часть подходила к концу. Зал стал наполняться. Наконец послышались звяканья бутылок и хмелеющие, бессмысленно-заумные речи перебивающих друг друга критиков. Публика превращалась в толпу. Кто-то кого-то лапал, кто-то уже блевал. Лошацкий просачивался между ними, скрестив руки за спиной, тревожно прищуриваясь и прислушиваясь. Ему хотелось славы и почета, хотелось, чтоб оценили вымученные им между тяжелыми похмельями строки, чтоб хвалили и преклонялись и жаждали с ним общения и ебли. Вдруг возможно будущая любовница Лошацкого обнажила груди и застонала отчаянно и импульсивно:
— Лошацкий – гений!
Толпа пьяных критиков потянула к ней руки и завторила авансом за прощуп грудей и всего тела: — Гений, гений!
Лощацкий услышал это и сладостно вдохнул. Мучительная икота подкатывала к горлу, но в голове пламенели язычки литературного олимпа. Он обнял колонну, прижался к ней, как будто к ожившей Галатее, прикрыл глаза и даже несколько раз стукнулся об нее головой. Одно слово мог он родить теперь своим сознанием: Оценили! Логос манящего и необузданного воплотился. В голове закипало и разворачивалось. Что-то щелкнуло в мозжечке и Лошацкому показалось, что именно колонна помогла ему стать настоящим писателем, голосом многострадальной России и ее немого народа. Он возбудился, снял штаны и оплодотворил колонну в знак благодарности. На следующий день в жж появилось много ссылок и постов о прошедшей презентации. В основном писали о том, что Лошацкий обкончал колонну. Он не читал и не смотрел, он пил и писал новую книгу.
|